В конце июня в Госдуму был внесен проект федерального закона «О промышленной политике в РФ», подготовленный Минпромторгом. С его принятием наконец-то удастся преодолеть затянувшееся отставание нормативной базы отечественного индустриального сектора от его сегодняшних реалий. В документе определены правовой статус и институты для территориального развития промышленных компаний. В нем вводится много понятий, прежде отсутствовавших в законодательстве, – например, промышленный кластер, индустриальный парк, – и дается их четкое определение. Кроме того, законопроект предусматривает комплекс долгожданных организационных и кредитно-финансовых мер поддержки промышленности. 

Передаче законопроекта на рассмотрение в парламент предшествовало его широкое обсуждение в заинтересованных государственных структурах и общественных организациях бизнеса. Насколько эффективным и позитивным окажется влияние нового закона на отечественную промышленность? И какие актуальные задачи ей предстоит решать в ближайшее время и в среднесрочной перспективе? Комментарии на заданные темы для читателей «Умпро» дает сопредседатель Общероссийской общественной организации «Деловая Россия», член бюро правления Общероссийского отраслевого объединения работодателей «Союз машиностроителей России», основатель группы «Каскол» Сергей Недорослев. 

– Сергей Георгиевич, когда шла работа над законопроектом, в экспертном сообществе превалировали две точки зрения на промышленную политику. Сторонники одной из них говорили о необходимости комплекса поддерживающих мер в русле среднесрочной импортозамещающей стратегии модернизации. Их оппоненты утверждали, что дешевые деньги и капитальные вложения в крупные компании, не способные выживать в конкурентной среде, на самом деле вредны, так как все сведется к ручному управлению и к стагнации. И, мол, вместо того, чтобы продлевать агонию, не лучше ли дать умереть им естественной смертью и на новом месте строить новую конкурентную экономику? Можно ли, на ваш взгляд, сказать, что принятие законопроекта будет означать, что возобладала условно «патерналистская» позиция?

– Прежде всего, будет важен сам факт принятия закона, так как отечественная промышленность, которая более 20 лет жила без закона, регулирующего ее деятельность, наконец-то его обретет. А то ведь сложилась курьезная ситуация: свои законы есть, к примеру, у пчеловодов, рыбаков, охотников, а у промышленников нет, даже рамочного. И о каком промышленном лобби можно всерьез говорить в этой ситуации? 

Что же касается того, какая позиция возобладала… Важно для начала определиться с терминами, это база, без которой мы не сможем понимать друг друга. До сих пор сохраняется путаница с тем, например, что считать «длинными деньгами». Для банков это кредиты на три года, для промышленников – на 10 лет. Кто-то под импортом технологий подразумевают отверточную сборку, другие, и я в их числе, – импорт методологии, умения разрабатывать новые изделия.

– С определением импортозамещения та же путаница?

– И с самим определением, и с целями, и с задачами этого процесса. Возьмем конкретный пример. В отчетном докладе Ассоциации «Станкоинструмент» по итогам работы в 2013 году, а также в исследованиях ряда ведущих консалтинговых компаний приводится удручающая цифра: поставки на внутренний рынок продукции отечественных станкостроителей составляют от 4 до 8% от общего объема закупок оборудования, все остальное – импорт. Можно ли в этой ситуации полностью избавиться от импорта и перейти на всё своё? Согласитесь, вряд ли об этом уместно говорить всерьез. В то же время отечественным станкостроителям вполне по силам добиться конкурентоспособности в определенных нишах производства. И потому нам необходимо воспользоваться своим естественным преимуществом – у нас огромный формирующийся внутренний рынок продукции машиностроения, на котором могут вырасти вполне конкурентоспособные на российском и даже на глобальном рынке компании. 

Для того, чтобы быть конкурентоспособным, предприятию вовсе не обязательно быть размером с «Форд». В машиностроительных компаниях в Швейцарии, Австрии или Германии могут быть заняты и 100 человек, но эти компании поставляют уникальную продукцию по всему миру. И нам, повторюсь, нельзя упускать такую возможность. Если мы будем производить у себя конкурентоспособное во всем мире оборудование – вот вам и импортозамещение. 

– Трансфер передовых технологий, их освоение, локализация компетенций как способ уйти от критичной зависимости от импорта можно только приветствовать. Вопрос, однако, в том, насколько в действительности современны ввозимые технологии…

– Здесь также неуместен упрощенный подход. Все эти технологии не лежат скопом в некой обширной и общедоступной библиотеке где-нибудь в центре Европы, Японии или США. Все технологии принадлежат конкретным владельцам – физическим лицам или компаниям. Очень многие прорывные технологии разрабатываются небольшими коллективами, у которых их затем скупают крупнейшие корпорации. Эти технологии возникают не каждый день, их рождение – очень сложный процесс. Можно ли в этой ситуации всерьез рассчитывать на то, что нынешние владельцы с радостью их нам уступят, пусть и за хорошие деньги?

Но что такое «хорошие деньги» для громадного концерна, тем более если речь идет о технологиях, которые на сегодня обеспечивают ему значительную часть рынка? Вы скажете, владельцев технологий можно мотивировать перспективой выхода с ее помощью на обширный российский рынок. Это, конечно, довод, но есть и контраргумент: потенциальный продавец понимает, что, когда вы овладеете его технологией и начнете ее развивать в процессе зарабатывания с ее помощью денег, вы затем пойдете с ней и в другие страны, на его рынки.

К тому же любая существующая сегодня технология создана вчера. Работая с мировыми и локальными лидерами рынков, надо стремиться не завозить их вчерашние технологии, а задействовать их людей, методологии, культуру уже здесь для разработки новейших технологий совместно с отечественными конструкторами и технологами. То есть целесообразнее ориентироваться не на трансфер или адаптацию технологий, а именно на перевод технологий разработки технологий, простите за тавтологию. Важно понять, какие создаются условия для их создания, какие используются фундаментальные преимущества и ресурсы на местах – инфраструктурные, нормативные и т.д.

В этом смысле, прежде чем искать за рубежом, нужно оглянуться вокруг себя. Это как в работе над диссертацией: прежде чем сделать что-то новое, надо понять, кто и что сделал до тебя, чтобы не изобретать велосипед. Я, конечно, не стану утверждать, что мы на сегодня обладаем всем спектром современных технологий на уровне мировых лидеров. Но мне как частному инвестору всегда интересно посмотреть: а что мы сами сделали? Во что я могу инвестировать с целью дальнейшего развития? Какие ещё конкурентные преимущества есть? Одно из главных – внутренний рынок, и надо признать, что сегодня мы бесплатно отдаем его значительную часть – свыше 90%, в итоге получая чужие станки и оборудование за свои деньги – и не более того. 

Реальная ситуация: крупный мировой станкостроительный концерн создает в России новый завод, который, тем не менее, будет производить не пяти-, а трехосевые станки, которые не являются очень уж сложным продуктом. Конечно, во всех случаях надо оценивать конкретную ситуацию: может быть, на данный момент там выгоднее делать трехосевые станки, а затем будет освоен выпуск пяти- или даже шестиосевых обрабатывающих центров. Нужно ознакомиться со средне- и долгосрочными планами развития этих производств, уточнить процент локализации технологий. Какие рабочие места будут созданы на этих предприятиях лет через 10-15? Какие машины будут там разрабатываться в рамках международного разделения труда? Предусмотрено ли на заводе создание собственного КБ? Сколько человек в нем будет работать, смогут ли они с нуля разработать новый станок и довести его до серийного производства? И что там делается для того, чтобы уже сегодня начать разрабатывать технологии завтрашнего дня? Или же это компания одного продукта, которая заработает деньги на его выпуске, пока есть временный спрос, а потом закроется? Возможен и такой вариант, ведь завод строят, чтобы зарабатывать деньги.

– Сергей Георгиевич, а как в этом плане строится бизнес станкостроительной группы «СТАН», в которой вы являетесь соинвестором?

Прежде всего мы оценили возможности собственных мощностей, которые, надо признать, нуждаются в модернизации. При этом мы опираемся на собственный самостоятельный коллектив, который замыслил, спроектировал, отработал с технологами и поставил в серийное производство новый станок. Сегодня это конкурентоспособный продукт, но главное – мы ни от кого технологически не зависим. И формируем свою стратегию, опираясь на собственную независимость. У нашего актива в Коломне – ЗАО «Станкотех» – имеется собственный производственный центр, ориентированный на сегмент сложных высокотехнологичных станков, обрабатывающих центров. Там, конечно, есть что улучшать, но – это принципиально – мы будем улучшать свое.

Мы не беремся за всё подряд. К примеру, мы понимаем, что по универсальным станкам, по сверлильному оборудованию мы вряд ли сможем составить конкуренцию китайцам. Благодаря эффективной протекционистской политике государства у китайских производителей всё получается гораздо дешевле: и сырье, и готовые изделия. Но вот конкурировать с ними в высокотехнологичной нише вполне реально. Обрабатывающие центры, пятикоординатные станки разработать очень сложно, недаром такое оборудование во многих странах даже запрещают экспортировать. В производстве таких станков велика доля интеллектуального труда, чем традиционно сильна Россия даже сейчас, несмотря на 20 предыдущих труднейших для машиностроения лет. Ниша сложного, немассового производства вполне нам по силам, в том числе в станкостроении. 

– Мы можем быть конкурентоспособными в этом сегменте по базовому параметру – соотношению «цена/качество»?

– Вполне. К слову, что касается цены: никому не нужны дешевые станки, нужны дешевые детали, которые на них изготавливаются. А дешевизна деталей обеспечивается тем, сколько нормо-часов тратится не только на ее изготовление, но и на ремонт, наладку, переналадку оборудования и т.д.

Эти требования потребителей продукции станкостроения очень точно сформулировал президент ОАК Михаил Погосян, когда мы с ним общались на выставке «Металлообработка-2014». Он сказал примерно следующее: «Меня интересует не цена или качество ваших станков, а качество моей продукции, которую я буду на них выпускать. Потому что я нахожусь в другом бизнесе – в авиастроении, и с меня спросят за качество самолета. И потому дайте мне конкретные предложения: какие детали, какого качества и в какие сроки я смогу выпускать на ваших станках. И мне все равно, российский ли это станок, либо, к примеру, немецкий или японский. При этом как патриот я предпочту отечественный, если у меня будет выбор».

И ведь сам Михаил Погосян точно в таком же положении перед покупателями самолетов, которых также не интересует, кто является производителем самолета, для них важно, на какое расстояние, за какую цену и с какой степенью безопасности он перевезет пассажиров и грузы.

Мне эта клиентская позиция совершенно понятна, она должна стать ориентиром и руководством к действию для наших станкостроителей. Мы так же относимся к производителям компонентов для станков: готовы закупать производимые в России локализованные детали, но при этом исходим из того, что с нас спросят за качество конечного продукта. 

– Минпромторг рассматривает интенсификацию отечественных разработок и трансфер передовых технологий как параллельные и взаимодополняющие друг друга процессы. Этот подход отражен и в законопроекте о промышленной политике. Но вот как определить оптимальный баланс того и другого?

– Можно привести примерную аналогию с едой: если вы один раз позволили себе удовольствие съесть сладкую булочку на ночь, ваша фигура не пострадает, но если у вас войдет в привычку поедать их каждый вечер – получите ожирение, чудес не бывает! Так же и с импортными технологиями: если вы однажды закупили какую-то технологию вчерашнего дня, и она вам здесь и сейчас помогла, обеспечила в краткосрочной перспективе конкурентные преимущества, поспособствовала удачному стартапу, дала возможность подкопить оборотные средства, вложиться в НИОКР и т.д., – это замечательно. Но если вы подсядете на покупные технологии, вы никогда не сможете стать конкурентоспособными в долгосрочной перспективе. Сколь бы крупной ни была ведущая мировая компания, сколько бы предприятий она ни скупала, ее собственные мощнейшие конструкторские бюро работают день и ночь. При этом они еще и интенсивно покупают технологии у малых компаний и технопарков. Для большой компании не проблема поставить технологию, когда она поняла, в чем ее суть, и разработчику-продавцу не надо ее дошлифовывать, большой концерн сам с этим справится. Вот почему малые инновационные компании нередко покупаются за большие деньги: покупатели верно оценивают истинную ценность даже «сырого» продукта и не хотят терять время на ожидание, пока его создатели его доведут до ума. И в конечном итоге такие затраты многократно окупаются. 

Повторюсь: соотношение между купленными и разработанными своими силами технологиями должно быть разумным. Что значит «разумным» – каждая конкретная компания в каждом конкретном случае определяет сама. Здесь нет единого рецепта. Например, есть идея построить ряд заводов-гринфилдов. Ключевой вопрос: какая доля технологий у этих современнейших компаний будет своей, и какой она будет через 5-10 лет их существования? Один знаменитый производитель вертолетов сказал как-то на эту тему: «Я с удовольствием практически всё производство вертолета отдам на аутсорсинг, но у этого продукта есть всего две вещи, которые, собственно, и делают его вертолетом – это редуктор с автоматом перекоса и лопасти, а вот их производство я никогда никому не отдам». Иными словами, он никому не отдаст свой бизнес строительства вертолетов. Не стоит рассчитывать, что и те, кто по 50-100 лет занимается производством станков, кому-то передадут свой бизнес.

Нам нужна общая программа поддержки машиностроения, и во всем мире давно известно, как это эффективно делать. Надо просто адаптировать мировой опыт к нашей специфике. В числе инструментов поддержки – и финансирование экспозиций наших производителей на престижных выставках, и развитие индустриальных парков, и многое другое.

– Здесь спору нет, надо поддерживать. Споры ведутся о том, уместны ли в качестве инструмента поддержки запретительные меры. Например, известное постановление правительства России от 07.02.2011 №56 и вышедшее ему на смену постановление от 24.12.2013 №1224, в соответствии с которыми устанавливаются запреты и ограничения на закупку иностранных товаров для компаний ОПК при наличии их отечественных аналогов. 

– Эта мера защиты применяется во всех странах: граждане любой страны исходят из того, что их налоги должны идти на создание в своей стране рабочих мест – для них и их детей. И везде, как только речь заходит о трате денег налогоплательщиков, правительства осознают значимость этого политического компонента. Поэтому везде применяются схожие подходы, смысл которых: если есть хоть малейшая возможность покупать за счет бюджета тот или иной продукт у своих производителей, необходимо это делать. И у нас правительство хочет, чтобы средства налогоплательщиков для модернизации ОПК были использованы дважды: во-первых, чтобы за счет них отечественная оборонка получила современные изделия, во-вторых, чтобы на эти деньги были созданы новые высокотехнологичные рабочие места для тех же налогоплательщиков. 

– Но многие эксперты утверждают, что эти меры на самом деле не стимулируют модернизационные процессы, а напротив, ведут к консервации отставания, из-за того, что таким протекционистским образом предприятия оберегаются от конкурентной рыночной борьбы.

– Давайте обратимся к мировой практике. Можете ли вы представить, чтобы президент США использовал в качестве борта №1 самолет, изготовленный, к примеру, во Франции? Согласитесь, это маловероятно. Потому что это вопрос государственной политики, вопрос доверия населения. Не так давно правительство США было вынуждено закупить в России 20 вертолетов для использования в Афганистане. После этого вся деловая и политическая Америка, что называется, стояла на ушах. Правительству стоило немалых сил убедить свою элиту, что в данном случае это – единственно возможное решение. Наш президент потому и пользуется такой поддержкой населения, что защищает интересы отечественных производителей.

Другое дело – эти протекционистские меры непременно должны сочетаться с жестким спросом с отечественных производителей за конкурентоспособность их изделий. Надо прямо признать: у нас на протяжении длительного времени с машиностроителей и в частности станкостроителей спрашивали недостаточно жестко. Но теперь эта ситуация меняется. Производителей такой подход дисциплинирует – они переходят на новые стандарты обработки и хранения информации, внедряют программы цифрового проектирования и обработки данных. Еще один дисциплинирующий фактор – взыскательный спрос потребителей продукции станкостроительной отрасли, а это в данном случае – наши первоклассные корпорации. Если они не могут выпускать на отечественных станках продукцию высокого качества, значит, эти станки не могут считаться аналогами импортных. И эти аргументы вынуждена признавать соответствующая комиссия при Минпромторге, рассматривающая заявки госкорпораций на поставки импортного оборудования, и давать добро на ввоз импорта. Это честные правила игры.

– Но всегда ли аргументы импортёров столь неопровержимы? Ведь нельзя не учитывать того, что и у корпораций, и у инжиниринговых компаний, занимающихся их техническим перевооружением, зачастую имеются, скажем так, неформальные контакты с иностранными поставщиками оборудования, заметно влияющие на их предпочтения…

– Этот фактор на самом деле тоже учитывается. На одном из недавних заседаний Союзмаша глава Минпромторга Денис Мантуров обратил на это внимание покупателей станков, разбирая простой пример. Имеется отличный российский станок, работающий со скоростью 3 тыс. оборотов, но в заявке покупателя указывается требование к оборудованию – скорость не менее 3,1 тыс. оборотов, и в итоге предлагаемый отечественный станок не получает «добра» на комиссии Минпромторга. Вы думаете, – спросил министр, – мы не понимаем, откуда взялись у вас эти «лишние» 100 оборотов? 

– А откуда?

– Представьте типичную ситуацию: немецкая инжиниринговая фирма поставляет российской промышленной компании оборудование. Из десяти необходимых станков восемь точно придется закупать за рубежом, но вот два станка можно взять, к примеру, в Стерлитамаке или в Савелове. Будет ли германская компания разбираться с характеристиками российских станков, если ей куда проще закупить привычные немецкие? По статистике Минпромторга, от 30 до 40% станочного оборудования для отечественных покупателей мы можем производить в России, а на деле, как я уже говорил, производим от 4 до 8%. Где они – оставшиеся? Дело не в чьей-то злонамеренности, чаще всего это инерция инжиниринговых фирм в выборе поставщиков.

Правительство также понимает: если все оставить, как есть, то у нас не будет достаточно своих станков ни сейчас, ни через поколение. Неспроста в постановлении №1224 был значительно расширен, по сравнению с предыдущим постановлением №56, перечень подпадающего под его действие оборудования. Конечно, необходимо одновременно с этим четко определить количественные показатели и качественные характеристики оборудования, чтобы его производители ими руководствовались, доводя свою продукцию до заданных стандартов. 

– А как бороться с инерцией инжиниринговых фирм, нередко явно избирательной? 

– За последние полвека в станкостроении произошли существенные изменения. Если раньше в этой отрасли действовало множество некрупных компаний, то теперь здесь основные игроки – транснациональные корпорации, такие как DMG Mori Seiki. Результат глобализации – расширение модельного ряда. Теперь почти любая такая глобальная компания может предложить весь спектр продукции. И это, конечно, рай для инжиниринговых компаний, тем более ТНК применяют ряд стимулирующих мер по привлечению их к партнерству. Но я считаю, что серьезные инжиниринговые компании, заработавшие доверие клиентов, не должны идти на такие сделки с поставщиками. Вам как клиенту нужна такая компания, которая работает на вашей стороне, а не на стороне поставщика. Это значит, что эта компания обеспечивает полный цикл выпуска вашей продукции, ищет оборудование, которое вам позволяет при минимуме затрат выпускать вашу продукцию конкурентного качества в нужном количестве. Если же у нее есть скидка на оборудование определенного поставщика, рано или поздно она столкнется с трудностями при получении очередного заказа. Идеальная инжиниринговая компания, на мой взгляд, всегда играет на стороне клиента.

Нужно также добиваться того, чтобы российские инжиниринговые компании пользовались российскими же библиотеками. Когда одна фирма проектировала крупное золото-серебряное месторождение «Дукат» в Магадане, столбы ЛЭП она закупила в Канаде, а электропровода – в Америке. Потому что в библиотеке, которой пользуется эта инжиниринговая компания, есть информация о продукции именно из тех стран, к тому же у этой фирмы объем проектирования в России составляет примерно 0,2% от их годового объема.

Таким образом, наша долгосрочная задача – выращивание своих инжиниринговых компаний, ориентированных на российских поставщиков. При использовании ими российского продукта и достижении определённой степени локализации, им, например, можно было бы в полтора раза сократить налоги или стимулировать как-то по-другому. Это может быть прописано в законах о промышленной политике либо об инжиниринге. Каждая инжиниринговая компания должна искать для своих проектов сертифицированный и конкурентоспособный отечественный продукт. И чем больше их использовала, тем получала бы более ощутимые налоговые льготы и другие поощрения. А одними лишь директивами нужного эффекта не добиться. 

– Давайте вернемся к законопроекту о промышленной политике. Им предусмотрен целый ряд мер по стимулированию промышленной деятельности – льготное кредитование производителей, компенсация кредитных ставок, создание фондов развития отраслей промышленности, поддержка индустриальных парков и технопарков и т.д. На ваш взгляд, насколько четко там прописаны критерии отбора адресатов помощи, чтобы не получилось, что помощь направляется не тем и не на те цели? 

– Вопрос о финансовой поддержке промышленности, как говорится, назрел давно. Ставка рефинансирования Центробанка – один из важнейших стимулов экономики, здесь имеет значение даже десятая доля процента. В России до сих пор высокая ставка рефинансирования ЦБ – 8,25%, при этом многие производители вынуждены кредитоваться в банках под 15 и даже под 25%. Для сравнения, 4 сентября Европейский Центробанк снизил базовую процентную ставку до 0,05%, а ставку по депозитам понизил до минус 0,2%. Иными словами, европейские банки получают сейчас со своих счетов меньше, чем кладут на них. Эта мера призвана заставить банки кредитовать экономику, а не копить деньги.

Что касается опасности ручного управления и подводных камней в процессе распределения помощи. Этот вопрос ставился и на рабочей группе при обсуждении законопроекта, и на Экспертном совете при правительстве перед внесением документа в Госдуму. Было решено поддержать позицию Минпромторга – оказывать поддержку тем предприятиям, которые подпадают под критерии, прописанные в документе, при безусловном соблюдении принципов равного доступа, прозрачности, транспарентности. Более конкретные механизмы и критерии поручено разработать Экспертному совету. Ясно, что запланированной помощи на всех и сразу не хватит, но это ведь не повод вообще ничего не делать. 

– А какую из мер стимулирования вы считаете наиболее эффективной?

– Одна из безусловно сильных сторон законопроекта – введение механизма специальных инвестиционных контрактов, заключаемых на десять лет между Российской Федерацией в лице уполномоченного органа и инвестором. Такой контракт может быть заключен на создание или освоение продукции, не имеющей аналогов в России; производство продукции, имеющей приоритетное значение для социально-экономического развития страны; создание и освоение производства на основе новейших направлений науки, техники, технологий и т.д.

Что это дает производителю? Если вы, к примеру, собираетесь запускать производство с нуля, вам необходимо всё просчитать – а в машиностроении надо считать как минимум на 10-15 лет вперед, ведь сроки окупаемости в отрасли – от пяти лет. Но за это время, как показывает практика, у нас могут существенно поменяться ключевые условия. Если, например, повысятся ставки налогов, проект, в который уже вложены значительные инвестиции, может оказаться неосуществимым. Закон же позволит заключить с правительством РФ соглашение, благодаря которому все возможные ухудшения инвестиционного климата не будут вас касаться на весь срок вашего контракта. Почему наши граждане не инвестируют в строительство новых предприятий вместо того, чтобы, например, вкладываться в жильё? Потому что они знают: покупка квартиры – дело одной недели, а строительство завода – дело нескольких лет, и за эти годы ситуация может кардинально измениться. При наличии же спецконтракта инвестор получает суверенные гарантии. 

– Итак, законопроект о промышленной политике передан в Госдуму и предполагается, что он может быть принят уже в осеннюю сессию. Но в деловых кругах продолжается его обсуждение, высказываются различные предложения о коррективах, дополнениях…

– Так и должно быть. Кстати, есть действительно очень интересные предложения. Так, на парламентских слушаниях в начале лета прозвучала мысль о том, что у нас, кроме новых, есть и старые предприятия, осуществляющие кардинальную модернизацию. Так почему же на них не распространяется механизм спецконтрактов? Это неправильно. Думается, предложение о расширении целевой группы спецконтрактов встретит поддержку – ведь глубоко модернизированные старые предприятия принесут значительные налоговые поступления. А иначе они просто перестанут существовать. 

– Но тогда уж надо прописать четко и то, что понимается под глубокой модернизацией, например, процент замененного оборудования, расширение модельного ряда и т.д….

– А еще можно сказать: давайте четко пропишем, кто будет готовить заключения о модернизации, кто будет составлять критерии оценки модернизации, создадим институт соответствующих уполномоченных и т.д. Таким образом, мы закономерно подошли к вопросам культуры. А культура бывает продуктивная и контрпродуктивная. Продуктивная – это когда у вас в коллективе нет инструкций на каждый чих и при этом коллектив создает нечто творческое. Такая культура снижает транзакционные издержки. А контрпродуктивная подразумевает тотальный контроль всего и за всеми, когда на каждое действие есть инструкция, к каждому сотруднику приставлен смотрящий, следящий за их выполнением, и надзор за надзором обеспечен, а коллектив при этом ничего интересного не создает.

Я имел возможность сравнить, как работают производственные коллективы в России и Швейцарии. Они отличаются радиусами доверия, а это существенный элемент продуктивности и конкурентоспособности машиностроительных предприятий. Культура в этом контексте – понимание, что движет каждым: и рабочими на конвейере, и ремонтниками, и инженерами. И при этом каждый из них сам себя проверяет и контролирует. 

– А в контексте промышленной политики?

– Прежде всего это четкое распределение полномочий различных уровней органов власти и управления в реализации промышленной политики, определение уровней ответственности. Еще один сегодняшний тренд – влияние на промышленную политику общественных организаций бизнеса как наиболее четко структурированных элементов гражданского общества. Сегодня присутствие представителей общественных организаций на совещаниях в органах исполнительной власти стало нормой. Мы активно вовлекаем Ассоциацию «Станкоинструмент» и другие профильные организации в работу Экспертного совета, они ведут активную совместную работу с профильными министерствами, прежде всего с Минпромторгом. «Деловая Россия» участвует в оценке регулирующего воздействия принимаемых нормативных правовых актов на бизнес. Эта оценка осуществлялась в том числе в отношении законопроекта о промышленной политике. Для членов организации предусмотрена также возможность участия во временных рабочих группах Департамента оценки регулирующего воздействия Минэкономразвития в целях более точного определения рисков негативных эффектов от законопроекта, а также учета «издержек его соблюдения», которые дополнительно возникнут у предпринимателей в связи с введением нового регулирования. И если мы считаем, что данный законопроект несет большое давление на бизнес либо создает непосильную финансовую нагрузку  или чрезмерные административные барьеры, мы пишем соответствующее заключение. И Минэкономразвития всегда их учитывает и всерьез разбирает. 

Светлана Бакарджиева, Умное производство